Не переступай порог
Издавна дом охранялся. Жилище охранника — порог, держали в чистоте и порядке. Всячески задабривали стражника и поили кровью, жиром животных, которых разделывали на его пристанище.
Не было причин сомневаться в честности оберегающего. Живущего на пороге жизни и смерти почитали и уважали. Через порог не здоровались, не ручкались, важные дела не решали, а заводили в дом, если охранник пускал.
Строго блюло обычай старшее поколение, наказывало не забывать, да прислушиваться к охраняющему. Да только молодость не привечает сказки страшные, не слушает росказней старших, а предупреждения хриплые на вой ветра списывает.
Отмахнулась Василиса от предостереженья ночью не гулять, но перечить не посмела. Полнолуние сегодня, не велено из дома выходить.
А хочется. Дождалась, когда матушка с батюшкой спать легли, да прильнула к окну — любимый прийти должен.
Не выйдет гулять, да хоть словом обмолвиться и обнимет. А уж днем не запретят ей видеться!
Стукнул камешек в окно, очнулась от дум девица, бросилась в сени, дверь открыла. Точно, он. В полутьме ночной видно и стан могутный и улыбку ласковую. Пришел Еремей, как и обещал. Василиса улыбнулась в ответ, выйти хотела, да толкнул ветер обратно, так что платок только сильней запахнула, удивляясь холоду и кивнула, приветствуя.
— Ночи доброй, краса девица. Выходи, Василиса, — Ерема подмигнул, протягивая руку. — Сказки расскажу, на небо звёздное посмотрим.
— Нет, Ерем, нельзя мне, — вздохнула девушка. — Матушка с отцом ругаться будут. Не велели выходить сегодня из дому.
— Но мы же хотели, — померкла улыбка радостная, огорчился парень.
— Ну зайди, поцелую, да обниму, — улыбнулась Вася.
— Иди ты ко мне. Поцелуешь и побежим, — снова предложил Еремей.
— Нельзя, — неувернно протянула девушка, делая шаг навстречу любимому. Как не идти к тому, кто люб?
Тот тоже шагнул вперед протягивая руки. Мертвец под порогом зашевелился, захрипел предупреждающе. Вздрогнула девушка, шепнула неуверенно:
— Ты ли это, Еремушка?
— Чего испугалась, милая? Ветер воет, полуночь скоро. Пошли скорее. Вот, костры уже жгут, пропустим все!
Выглянула луна из-за тучи, и на миг Василисе почудилась хищная улыбка на губах парня.
Тот шагнул еще ближе:
— Аль боишься меня, любимая? Иль не любишь боле?
— Люблю, Еремушка. Люблю. Только то не ветер воет, а дедушка не пускает меня. Не пойду, да и не Ерема ты. Сгинь, нечисть проклятая!
Перестал парень улыбаться. Сощурил глаза недобрые и оскалился.
— Умна девица. Умна и красива. Не оставлю тебя, не сможешь дома сидеть сиднем все время. Моей будешь, — пообещал лукавый.
— Не бывать этому! — испуганно ответила Василиса, отступая в дом. — Прочь!
— Посмотрим, девица, — протянул, принявший чужой, любимый облик. — Да и Ерема твой, ой не просто. Может и лучше окажусь, а?
Месяцем позже отшумевшей свадьбы, вышла Василиса за порог, слезы утирая. Прав оказался лукавый, не лучшим человеком оказался Ерема. Улыбки расточал, нежил, на руках носил, а как в жены взял, руки распускать начал.
И носила Василиса платья с рукавами длинными, глаза опускала, да плакала по ночам. Все верила, что сможет исправить любимого, но только хуже становилось. Совсем худо стало, когда увидела на постели чужое тело девичье, да стоны услашала.
Ничего не сказала Еремею Василиса, да только луна полная взошла над домом, как вышла за порог к нечистому. Тело ее, истерзанное, нашли к утру в двух шагах от избы.
Поверила девица лукавому, пообещавшему нежить и любить. Поверила, да прогадала. На лице не улыбка счастливая застыла, а маска ужаса. Хоронили в гробу закрытом, да плакали. И тихий скрежет порога отзывался на бабий вой предостережением и укором.
